Словарь Филолога
Энциклопедический словарь филолога

Чтобы ощутить своеобразие лермонтовского языка, начнем с одного очень характерного для поэта слова-символа и подумаем, что значит слово буря в памятном всем с детства «Парусе» (1832). Очень часто говорят, что в этом стихотворении выражен призыв к буре. И в самом деле: «А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой». Но, с другой стороны, буря в своем прямом значении ведь только что описана («Играют волны, ветер свищет, И мачта гнется и скрипит»). И лирическим откликом на нее было вовсе не выражение радости, а грустное, скептическое «увы!». Значит, буря здесь — это прежде всего борьба, неприятие того, что есть, в том числе и реально происходящей бури.
Но ведь борьба должна всегда вестись за что-то определенное. К чему же стремится лирический герой «Паруса»? И на этот вопрос не так легко ответить. Вспомним: «Увы' Он счастия не ищет И не от счастия бежит». Не зря здесь выделено дважды повторенное и ритмически усиленное слово счастие, не зря подчеркнуты поставленные на самую сильную в стихе конечную позицию глаголы движения. Как же связаны эти смысловые центры, какое движение развертывается перед нами: стремление к счастью или отказ от него? Обе эти возможности равно отвергаются прямым значением этих стихов. И получается, что стремление это вообще неопределимо через какую-то объективную, вне его находящуюся и конкретную цель. А буря в «Парусе» — это прежде всего «бессменная тревога духа» (А. Блок), романтическая борьба — стремление к недостижимому идеалу и отказ от всего достигнутого и достигаемого.
Мы начинаем с «Паруса», потому что в этом стихотворении можно увидеть по-юношески резко и ясно намеченный «чертеж» лермонтовского художественного мира, а именно им определяются законы и своеобразие поэтического языка, в котором этот мир только и существует Мир этот антагонистически противоречив, и одно из наиболее характерных его языковых воплощений — романтическая антитеза, содержащая в себе одновременно и контрастное противопоставление, и уподобление двух противоположных частей навсегда потерянного гармонического целого.
Я говорю с подругой юных дней, В твоих чертах ищу черты другие, В устах живых уста давно немые, В глазах огонь угаснувших очей
Противоречия наполняют собою буквально каждую клеточку стихотворения. «Нет, не тебя так пылко я люблю» — что это: утверждение или отрицание? Двойное отрицание («Нет, не») и столь же напряженное утверждение любви («Пылко люблю») совмещены в едином интонационном движении, и главное здесь не сами по себе противоречия и контрасты, а стремящаяся возвыситься над каждым из них мятежная личность И если в страшном мире николаевской реакции равно неприемлемыми окажутся даже жизнь и смерть, могучий дух этой личности будет стремиться возвыситься и иад ними-
Уж не жду от жизни ничего я, И не жаль мне прошлого ничуть, Я ищу свободы и покоя' Я б хотел забыться и заснуть! Но не тем холодным сном могилы Я б желал навеки так заснуть, Чтоб в груди дремали жизни силы, Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь
Язык Лермонтова и воплощает прежде всего внутренний мир и историю души этой мятежной личности. Поэтому в самых различных его разновидностях: и в ораторском пафосе «Смерти поэта», и в балладном повествовании «Трех пальм», и в лирической напевности «Казачьей колыбельной песни», и в сложном сплаве различных речевых стилей «Героя нашего времени» — общим свойством лермонтовского языка является пронизывающая его энергия, патетическая напряженность, внутренняя неуспокоеииость при внешней четкости и ясности выражения. Последнее противоречие очень важно для языка Лермонтова и в поэзии, и в прозе Ска жем, в «Парусе» все многочисленные контра сты охвачены четкой трехчастной организа цией три четверостишия по многим структур ным признакам образуют своего рода «три аду» — вторая строфа противопоставлена пер вой, а третья возвращается к ней И эта строгая и стройная трехчастность, несущая в себе от звук гармонического строя и гармонического разрешения противоречий, соединяется с внут ренней антитезностью, так что поэтическое ело во совмещает в себе внутреннюю напряжен иость и замкнутость этого напряжения в четких и стройных внешних границах
А вот, казалось бы совсем другой пример монолог Печорина из «Княжны Мери» — рас сказ о том, как конфликт героя и общества порождает внутренние противоречия в его ха рактере Речевая структура мойолога выражая эти многочисленные антитезы опять таки объ единяет внутреннюю противопоставленность частей с внешней стройностью трехчленных фраз, особая организованность которых под черкнута даже авторской пунктуацией (тире и двоеточие) «Я был скромен — меня обви няли в лукавстве я стал скрытен Я был готов любить весь мир — меня никто не понял и я выучился ненавидеть Я говорил правду — мне не верили я начал обманывать » Прояв ляющаяся и здесь четкость построения обо стряет выражение внутренних противоречий героя и вместе с тем «заковывает» в рамки четкой организованности огромную энергию неостановимого внутреннего движения
С этим противоречием можно соотнести и еще одно свойство языка Лермонтова Один из самых характерных для него тропов — сравне ние В многочисленных и зачастую весьма раз вернутых сравнениях обращает на себя внима ние не только мастерство изобразительности (Лермонтов ведь был одаренным живопис цем) но — в еще большей степени — стремле ние выявить связи самых различных явлений и сторон и человеческой и природной жизни в мировом целом Но в то же время едва ли не основным лейтмотивом всего творчества Лер монтова является одиночество личности неда ром слово «один» — самое частое из всех зна менательных слов в языке Лермон ова Стрем ление к связи с миром — и одиночество Снова перед нами содержательное противоречие ко торое реализуется в лермонтовском слове и на полняет его огромной энергией Энергией отри цания реальной действительности с ее «мелки ми страстями», раздробленностью и разоб щенностью людей Энергией утверждения недостижимого в этой действительности идеала всеобщей связи всеединства жизни, мировой гармонии
К выражению этой всеобщей гармонии при частна и музыкальность стиха и прозы Лер монтова их интонационно звуковая вырази тельность которая проявляется и в ритмико мелодической организации речи (особенно в трехсложных размерах которые у Лермонтова развиваются гораздо интенсивнее, чем у всех его предшественников, включая Пушкина), и в звуковой насыщенности стиха разнообразными повторами (вспомним- «Я без ума от тройственных созвучий и влажных рифм, как, например, на «ю») И опять противоречие Вслушаемся, например, в замечательное стихотворение «И скучно, и грустно» (1840). рит-мико-иитонациониая монотоиия амфибрахия со строгой симметрией и четким следованием друг за другом регулярных ритмических акцентов и внутренние ритмико-синтаксические перебои, вопросы и восклицания, осложняющие мерное течение речи. А в результате опять-таки огромная напряженность и энергия бесстрашного и беспощадного исповедального размышления — энергия, и усиливающая итоговый вывод стихотворения, и противостоящая его прямому значению («А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, Такая пустая и глупая шутка...»)
Романтическая личность у Лермонтова не только выражает себя в слове, но все в большей степени становится предметом художественного исследования. В языке это отражается, во-первых, нарастанием аналитических элементов, а во-вторых, все более активным взаимодействием в художественном целом различных жанров и стилей речи. Особенно показателен в этом смысле «Герой нашего времени» (1841), где печоринский самоанализ сопряжен с бытовым сказом Максима Максимыча, о котором В. Г. Белинский писал: «Не знаем, чему здесь более удивляться: тому ли, что поэт, заставив Максима Максимыча быть только свидетелем, так тесно слил его личность с этим событием . или тому, что он сумел так поэтически, так глубоко взглянуть на событие глазами Максима Максимыча и рассказать это событие языком простым, грубым, но всегда живописным, всегда трогательным и потрясающим даже в самом комизме своем»
Важную роль в творческом развитии Лермонтова играет обращение к фольклору, освоение различных форм народного творчества и народной жизни Свой сборник 1840 г. Лермонтов начинает «Песней про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» (1837), воссоздающей стиль народной поэзии. А романтические тирады, которыми изъясняется солдат в юношеском стихотворении «Поле Бородино» (1830—1831), преображаются в более зрелом «Бородино» (1837) в подлинно народную речь. И здесь снова проявляется доминирующая способность Лермонтова «на все налагать оригинальную печать своей личности, своего духа» — мятежного духа, отрицающего сегодняшний день и официальные ценности «страны рабов, страны господ» и утверждающего «странную любовь» к родной земле: вспомним, как «низкие» реалии народной жизни интонационно преображаются и возводятся в ранг самой высокой поэзии в стихотворении «Родина» (1841).
Неоспоримо значение Лермонтова в развитии литературного языка. «Он производит не только оригинальный отбор стилистических средств, выработанных русской и западноевропейской поэзией, не только осуществляет своеобразный синтез романтической культуры художественного слова, но и создает новые формы литературного выражения, продолжает начатое Пушкиным дело образования национального русского языка» (В В. Виноградов). Опыт Лермонтова очень важен для последующего развития русской поэзии и прозы, для Некрасова и Блока, для Толстого, Достоевского и Чехова, который говорил: «Я не знаю языка лучше, чем у Лермонтова. Я бы так сделал: взял его рассказ и разобрал бы, как разбирают в школах, — по предложениям, по частям предложения Так бы и учился писать».
Но есть в языке Лермонтова нечто и еще более важное, чем школа мастерства. В нем живет гордый дух личности, жажда истины и деятельности, соответствующей хранимому в душе высокому идеалу любви и красоты. Освоить лермонтовский язык — это значит пройти ничем не восполнимую школу духовного развития, подлинно человеческого самоутверждения, рождения и становления личности.

Метки:, , , , ,

Прокомментировать

You must be logged in to post a comment.