Слон догоняет Моську. «Источник» действия — слон; действие «приложено» к Моське. Моська догоняет слона. Здесь Моська — источник действия; направлено оно на слона. Как мы об этом догадываемся? По окончаниям в словах. Если Моська — то это подлежащее, источник действия; Моську — это дополнение, не источник действия. Как ни перетасовывай слова в предложении, все равно слово Моську будет дополнением: Моську догнал слон. Догнал слон Моську... Порядок слов не показывает, где подлежащее, где дополнение. Показывают это окончания: -а, -у в слове Моська, нулевое и -а в слове слон.
Вот слово из какого-то нам неизвестного предложения: волну. Подлежащее это или нет? Ясно, что не подлежащее: само слово, своим составом, окончанием -у, говорит, что оно — дополнение.
Итак, грамматические значения могут выражаться в самом слове, в его строении, например с помощью окончаний, или грамматических чередований, или удвоения основы... Но эти же грамматические значения могут находить свое выражение и вне слова — в предложении. Пример — английские предложения: A dog runs down an elephant — Собака догоняет слона; An elephant runs down a dog — Слон догоняет собаку. Кто кого догоняет — узнаем только из всего предложения, об этом говорит порядок слов, и только он.
Есть языки, где грамматические значения выражаются главным образом внутри слова: латинский, древнегреческий, русский, польский, финский... Такие языки называются синтетическими: у них в слове объединяются, образуют синтез, лексические и грамматические значения. Есть языки, где грамматические значения выражаются главным образом вне слова, в предложении: английский, французский и все изолирующие языки (см. Изолирующие языки), например вьетнамский. Такие языки называются аналитическими, у них слово — передатчик лексического значения, а грамматические значения передаются отдельно: порядком слов в предложении, служебными словами, интонацией...
Одни языки явно имеют пристрастие выражать грамматические значения средствами предложения, преимущественно используя аналитические показатели, а другие сосредоточивают эти показатели внутри слова.
Нет абсолютно синтетических языков, т. е. таких, которые бы не прибегали к грамматическому анализу. Так, русский язык синтетический, но в нем используются многие служебные слова — союзы, предлоги, частицы, грамматическую роль играет интонация. С другой стороны, и полностью аналитические языки — редкость. Даже во вьетнамском языке некоторые служебные слова имеют наклонность приближаться к положению аффикса.
Языки изменяются. Например, русский язык, отчетливо синтетический, обнаруживает медленное движение в сторону аналитизма. Это движение микроскопично, оно проявляется в незначительных деталях, но этих деталей — ряд, а других деталей, показывающих проти-водвижение, т. е. действующих в пользу усиления синтеза,'нет. Вот пример: вместо формы граммов, килограммов (родительного падежа множественного числа) в бытовой речи часто употребляется — в роли этого падежа — форма без -ов: триста грамм сыра, пять килограмм картошки. Строгая литературная норма требует в этих случаях граммов, килограммов. Новые, недавно получившие распространение единицы измерения в системе СИ тоже имеют в родительном падеже множественного числа форму, равную форме именительного падежа: сто бит, эман, гаусс, ангстрем и т. д., причем уже в качестве нормы. Разница как будто небольшая — сказать граммов или грамм. Но заметьте: граммов — сама форма говорит, что это родительный падеж множественного числа. Грамм — это форма именительного падежа единственного числа и родительного падежа множественного числа. Различить их можно только в предложении. Следовательно, точное указание на падеж перелагается с «плеч» слова на «плечи» предложения. Факт частный, это — незначительная деталь, но многие детали слагаются в общую картину: аналитические тенденции в русском языке XX в. усиливаются.
Оказалось, что чем моложе поколение, тем более склонно оно использовать аналитические конструкции — в случаях, когда язык дает возможность выбирать между аналитизмом и синтетизмом. Все это вместе позволяет говорить, что русский литературный язык последнего столетия медленно накапливает черты аналитизма. Как далеко зайдет это движение? Будет ли продолжаться оно в будущем? Предсказать трудно. Но нет сомнения, что — при крайне медленном темпе изменений — наш язык в течение ближайших столетий будет оставаться ярко синтетическим.