Два человека говорят об одном и том же. Тоть ко что окончилось представление мелодрамы «Жизнь игрока» с участием Мочалова, обоим очень понравилась игра прославленно: г артиста. Но один скажет об этом так:
— А как хорош был сегодня Мочалов!
А другой эту же самую мысль выразит совсем по-иному:
— Ай да Мочалов! Уважил.
Всего две коротенькие реплики. Но за каждой из них — тип, характер. Людей, произнесших эти реплики, уже не спутаешь друг с другом. В самом деле, приведем еще по одной реплике каждого из них:
— Только жаль, что пьеса плоха.
— Как написано, что «жизнь игрока», так он точно игрока и представил.
И хотя эти реплики не столь уж характерны, мы не усомнимся, что первая из них принадлежит тому, кто сказал, что Мочалов был сегодня хорош, а вторая — тому, кого Мочалов «уважил».
Если бы нам кто-иибудь сказал, что первую реплику произнес замоскворецкий купец, мы бы удивились тому, что купец так складно, литературно изъясняется. И уж совсем бы не поверили, если бы нас стали уверять, что вторая реплика принадлежит студенту, да еще окончившему курс. Когда же мы читаем в «Пучине» Островского, что фразу: «А как хорош был сегодня Мочалов!» — говорит студент Погуляев, а восклицание: «Ай да Мочалов! Уважил» — принадлежит купцу, мы не только верим в это, но и тотчас ясно представляем себе степень образованности, темперамент и даже биографию (в самых общих чертах, разумеется) каждого из них.
И дело не только в том, что один произносит фамилию актера правильно, а другой делает неверное ударение. Дело еще и в различной эмоциональной окрашенности этих реплик. И в том, что фразу: «Как хорош был сегодня Мочалов!» — может сказать только театральный завсегдатай, а «уважил» скажет об актере человек, уверенный в том, что высшее назначение актера — ублаготворять публику, и привыкший к тому, что ему «за его денежки повсюду уважение оказывают». Если степень эстетической подготовленности студента позволяет ему отделить оценку исполнения актера от оценки пьесы, то купец видит заслугу актера как раз в том, что он «представил» так точно, «как написано».
В пьесах Островского можно встретить почти буквальные «переводы» с одного социально-речевого стиля на другой. Негина отчитывает Дулебова, рискнувшего сделать молодой актрисе двусмысленное предложение («Таланты и поклонники»). «Да с чего вы вздумали? — возмущается она.— Я вам никакого повода не подавала... Как вы осмелились выговорить?»
Домна Пантелеевна недовольна, что дочь перед бенефисом побранилась с влиятельным лицом. Она поучает Александру Николаевну, как та должна была, по ее мнению, отвечать князю: «Ты бы как можно учтивее старалась. «Мол, ваше сиятельство, мы завсегда вами оченно довольны и завсегда благодарны... только подлостев таких мы слушать не желаем. Мы, 'мол, совсем напротив того, как вы об нас понимаете». Вот как надо сказать! Потому честно, благородно и учтиво».
Разумеется, Домне Пантелеевне только кажется, что предложенная ею редакция более учтива. По существу же она говорит примерно то же самое, что и дочь, только переводит литературную речь молодой актрисы в мещанский просторечный стиль. В самом деле, фраза: «...только подлостев таких мы слушать не желаем» — в точности соответствует по смыслу фразе Негииой: «Как вы осмелились выговорить?» «Мы, мол, совсем напротив того, как вы об нас понимаете» — это примерно то же самое, что «Я вам никакого повода не подавала...»
Такие «переводы» позволяли Островскому с предельной наглядностью и убедительностью не только сопоставлять, но и сталкивать между собой различные социально-речевые стили.
Когда читаешь пьесы Островского, создается впечатление, что действующие лица сами говорят, а драматургу остается только записывать за ними. Однако рукописи Островского неопровержимо свидетельствуют о том, что драматургу не раз приходилось как бы «переспрашивать» своих героев, прежде чем окончательно зафиксировать реплику, которая теперь кажется нам единственно возможной.
Кабанова провожает сына в путь. По русскому обычаю перед отъездом все должны присесть. «Присядемте»,— говорит Кабаниха. Может она так сказать? Безусловно. Но драматургу мало, чтобы она могла так сказать, ему важно, как она должна сказать. Реплика «Присядемте» вычеркивается из рукописи «Грозы», и появляется новая реплика, которую мы все знаем: «Садитесь все!» Насколько же точнее и ярче эти слова, этот оборот речи характеризуют властный и деспотичный «образ выражения» Кабанихи.
В «Грозе» Катерийа в ответ на слова Варвары: «А по-моему: делай, что хочешь, только бы шито да крыто было» — первоначально говорила: «Я не умею так-то». Драматург вычеркивает эту реплику и вписывает другую: «Не хочу я так». Другой нюанс? Пожалуй, это больше, чем нюанс. Одно дело — не умею, другое — не хочу. Катерина именно не хочет так. И прямо, гордо об этом говорит; это соответствует ее характеру, ее «образу выражения» куда больше, чем уклончивое «не умею».
Так Островский добивается не только социальной, но и глубокой индивидуальной характеристики персонажей. Часто уже в первой реплике, которую произносит герой, «заявлен» его характер. Снова обратимся к «Грозе». Вспомним первые реплики, с которыми входят в драму некоторые из действующих лиц.
«Если ты хочешь мать послушать, так ты, как приедешь туда, сделай так, как я тебе приказывала».
«Да как же я могу, маменька, вас ослушаться!»
«Не уважишь тебя, как же!»
«Баклуши ты, что ль, бить сюда приехал! Дармоед! Пропади ты пропадом!»
«Бла-алепие, милая, бла-алепие!»
Первая реплика принадлежит, разумеется, властной Кабанихе. Вторая — бесхарактерному Тихону Третья — строптивой и лукавой Варваре. Четвертая — «ругателю» Дикому, который, по словам Шапкина, «ни за что человека оборвет». Пятая — страннице Феклу-ше, прикидывающейся святой.
Пять реплик — пять характеров.
Речь того или иного действующего лица в пьесах Островского не есть нечто неподвижное, всегда себе равное. Персонаж характеризуется не только тем, как он говорит, но и своей способностью (или неспособностью) приноравливать образ выражения к обстоятельствам, к ситуации.
Вот, например, Досужев в пьесах «Тяжелые дни» и «Доходное место». «Я теперь всего себя посвятил на пользу человечеству», — говорит он в самом начале пьесы. Такую фразу может произнести либо пылкий романтик, либо закоренелый лицемер. Василий Дмитрич Досужев ни то ни другое. «Ты ведь шут гороховый»,— говорит ему приятель. «Я веселый человек»,— аттестует он сам себя Жадову в «Доходном месте». Вот Досужев и оправдывает эту свою репутацию (которая справедлива лишь отчасти), ёрничая и иронически посмеиваясь не то над самим собой, не то над своим собеседником. Не желая дальше мистифицировать приятеля, он «переводит» нарочито напыщенную фразу на подчеркнуто обыденную речь: «Ну, я объяснюсь проще: я оставил службу и занимаюсь частными делами».
С Настасьей Панкратьевной Досужев разговаривает, приноравливаясь к уровню невежественной купчихи. Например: «Надобно франта-то этого видеть, физику-то его посмотреть». Совершенно ясно, что Досужев употребляет здесь просторечное выражение «физика» вместо «физиономия», подлажив-аясь к речи своей собеседницы. (В «Доходном месте» тот же Досужев говорит Жадову: «Мне ваша физиономия понравилась». «Физиономия», а не «физика»!)
Способность Досужева найти верный тон с каждым собеседником особенно явственно обнаруживается в его диалоге с самодуром Титом Титычем Брусковым. Задача не из простых. Нелегко вести разговор с человеком, который «никого не слушает». «Еще в чужом доме с ним, говорят, можно разговаривать; а уж к нему-то прийти, все равно, что к медведю в берлогу. Главное, не робеть!» — подбадривает себя Досужев. Надо суметь заставить себя слушать. Тут не дай бог стушеваться. На фамильярность он тотчас же отвечает фамильярностью, на резкость — резкостью.
Тит Титыч, застав у себя в доме Досужева, незнакомого ему человека, «садится в кресло и несколько времени мрачно смотрит». Молчит Тит Титыч — молчит и Василий Дмитрич, твердо выдерживая мрачный взгляд хозяина. Титу Титычу приходится первым прервать молчание: «Здравствуй!» — «И ты здравствуй!» — в тон ему отвечает Досужев. И дальше, на протяжении всего диалога, он ведет себя так же независимо: «Ты не очень командуй!»; «Ну, будет о пустяках-то! Пора и о деле. Мне ведь некогда»; «Да ты потише!» Досужев знает из опыта: только так можно внушить уважение к себе, имея дело с Тит Титычем. Он говорит с ним на его языке. Тит Титыч, например, желает, чтобы его оправдали по делу о нанесенном им оскорблении: «...оправить совсем, чтобы я чист был».— «Да как же тебя оправить, когда ты виноват!» — возражает Досужев. Юрист Досужев знает, разумеется, что надо говорить не «оправить», а «оправдать». Но он знает, с кем говорит.
«Ты приходи почаще, я тебя полюбил» — этими словами Тита Титыча заканчивается сцена.
Так житейский опыт, насмешливый нрав, независимость, которую приходится постоянно отстаивать в «темном царстве», подсказывают Досужеву в каждом случае особый склад речи.
Островский умеет нарисовать, как под влиянием житейских условий, немилостивой судьбы меняется речь персонажа. Жизнь пригибает Кисельникова («Пучина»), и под влиянием непомерной тяжести социальных условий от сцены к сцене меняется его речь. В речи показана неумолимая жестокость социальных условий, которые способны раздавить человека.
Глубоко постигнув самый дух родного языка, драматург мог уже не цитировать народную речь, а уверенно творить ее, безошибочно угадывая, как должен был бы говорить тот или иной персонаж.
В дневнике своего путешествия по Волге Островский записывает разговор с ямщиком: «А вы, барин, давеча сразу угадали; это точно, меня девушки оченно любят».
В драме «Не так живи, как хочется» молодой купеческий сын Вася в ответ на вопрос Даши: «Любят девушки?» — говорит: «Меня девушки оченно любят».
Казалось бы, перед нами еще один случай использования драматургом подслушанного в жизни выражения. Но все дело в том, что запись в дневнике сделана в мае 1856 г., а драма «Не так живи, как хочется» опубликована в сентябре 1855 г. На полях дневника, против слов ямщика, Островский отмечает: «Совершенно теми же словами, как Вася в драме «Не так живи, как хочется». Драматург, следовательно, не подслушал реплику Васи в жизни. Он ее угадал. И сама жизнь подтвердила догадку: с подлинным верно.

Метки:Анализ, Изучение, Писатели, Творчество, Труды, Ученые